Серафима Муравьева
В актовом зале Санкт-Петербургской духовной академии показывали художественный фильм «Излечить страх» о святителе Луке Крымском. Несмотря на воскресный вечер (время, которое студенты обычно предпочитают посвящать своим личным делам), народу собралось много. Пришли некоторые преподаватели, дежурные помощники и даже ректор. Словом, это было настоящее событие, премьера местного уровня. Фильм вызвал живейшую реакцию зрителей, поэтому, как только в зале включили свет, началось горячее обсуждение.
И тут матушка Анна Тельпис, дежурный помощник заведующей регентским отделением, сказала, не обращаясь ни к кому конкретно, а так, для всех:
– Фильм хороший, ничего не могу сказать, но актер совсем не похож на святителя Луку. Владыка был внешне другой. Я хорошо его помню. Мы с мамой приезжали несколько раз в Симферополь к нему на службу. Он потом выходил и общался с народом, всех благословлял.
Ее слова услышал ректор, владыка Амвросий (Ермаков):
– Матушка, какой же Вы счастливый человек, Вы стольких святых знали лично! Нам бы хоть одного увидеть.
– Владыка, откуда же Вы знаете, может быть, Вы уже знакомы или даже общаетесь со святыми людьми. Это не всегда сразу ясно становится, порой только спустя время.
Этот разговор однажды передала мне сама матушка Анна. Во время своих дежурств по общежитию она часто заглядывала в нашу комнату, чтобы поговорить. Рассказчиком матушка была великолепным, а мы, студентки, всегда слушали ее с большим интересом.
Хотя не ко всем она заходила, чтобы поговорить. По всей видимости, я пользовалась ее расположением, которое, впрочем, возникло не на пустом месте. Матушка Анна воспитывала еще обеих моих теток, маму, потом двоюродную сестру.
В первый день нашего знакомства, когда я приехала на вступительные экзамены, матушка встретила меня на проходной:
– Серафима? Трухачева? Ну, давай знакомиться! Ведь ты моя студенческая внучка. Твоим родителям я была студенческой мамой… Теперь вот внуков дождалась.
И долго потом расспрашивала о моих старших родственницах и об их семьях. Я только удивлялась, как хорошо она помнит каждую.
Матушка Анна не кривила душой, когда говорила, что она нам мама и бабушка. Она обладала талантом бескорыстной любви к людям, а особенно – к своим подопечным. И скольких учениц она спасла от необдуманных поступков за все эти годы! («Лизка, ну что ты с ним встречаешься? Брось ты его, ничего хорошего не выйдет!» – и оказывалась всегда права.) Скольким семинаристам помогла в безнадежных ситуациях!
Больше всего меня впечатлила история о том, как она вылечила одного студента от туберкулеза. Когда выяснилось, что он болен, на нем просто поставили крест. А что еще оставалось делать? Случай был безнадежный. Он лежал в больнице, и никто его даже не навещал. Никто, кроме матушки, которая взялась его лечить сама.
Много лет назад один врач-сириец дал ей рецепт лекарства, и она его записала: для того чтобы вылечить туберкулез, нужно пить сырые яйца 40 дней в определенной последовательности. Каждый день в течение этих 40 дней она вставала рано утром, шла в магазин, где продавались именно свежие яйца, а потом везла их в больницу.
И больной выздоровел!
Когда его выписали, он пришел к матушке с огромным букетом цветов и корзиной продуктов. Благодарил со слезами, пытался целовать руки.
Что и говорить, нас исцеляют не только лекарства, но и вера (а вера у матушки была несокрушимая), человеческое тепло и участие. А здесь матушка, чужой, в общем, этому студенту человек, боролась с болезнью вместе с ним, плечом к плечу. И вместе они победили.
Когда матушка рассказывала нам об этом, как обычно стоя в дверях, она говорила не о себе, что, мол, вот какая я молодец. Нет! Она делилась радостью: жизнь человека сохранена. Слава Богу!
Студент этот закончил семинарию, женился. Приезжал потом не раз и с матерью, и с супругой. Каждый раз они привозили подарки, благодарили снова и снова. Вывод матушка делала такой: надо же, какой хороший человек, не забыл о ее помощи. И никакого самолюбования.
Она никогда не выступала главной героиней своих историй, только свидетелем. Занимала место не в центре, а с краю.
Вообще, матушку Анну знала вся Академия: начальство, преподаватели, все факультеты и отделения. Все знали и любили, а студенты еще часто спрашивали ее совета, особенно, если им нравилась та или иная девушка с регентского или иконописного. И она обязательно давала эти самые советы, деликатно, но исчерпывающе, а я каждый раз убеждалась, что она видит нас насквозь.
Словом, матушка Анна была настоящей легендой СПбДА.
А появилась она здесь в 1960-е годы. Приехала вместе с мужем по благословению своего духовника – преподобного Кукши Одесского.
Ее супруг, протоиерей Георгий Тельпис, только закончил тогда Ленинградскую духовную академию, с отличием. Владыка Никодим (Ротов), ректор ЛДА, сразу дал ему должности преподавателя Нового Завета и помощника инспектора по воспитательной работе.
Молодые поженились, переехали в северную столицу и остались здесь навсегда. Академия стала их единственным домом, а они – ее неотъемлемой частью. Другого жилища они не имели и не хотели иметь, поскольку жили жизнью духовной школы. Тут я не могу не удивиться тому, насколько проще люди к себе относились раньше, не то, что мы сейчас. Они могли бы требовать особых условий для себя (на то были основания), но им это и в голову не приходило. Они привыкли в первую очередь отдавать, а не брать.
Они оба столько сделали для студентов и всей духовной школы, что о них стоило бы написать книгу в назидание потомкам. А пока никто не взялся за этот труд, я перескажу вам некоторые истории, которые слышала от матушки Анны.
Вот матушка стоит в нашей комнате, прислонившись к косяку двери, или сидит на стуле у входа. Она рассказывает свои истории.
Забавные: об ученице, которая приручила мышку, обычную, серую. Та жила у нее в тапочке и выходила на свист. После окончания учебы хозяйка забрала питомицу с собой.
Удивительные: о девушке из многодетной семьи. Она была уверена, что вся одежда – общая. Их в семье было восемнадцать детей – и никаких личных вещей, поэтому она без сомнений брала и надевала все, что ей подходило. Взамен оставляла свои платья и сапоги. Когда ее поймали с поличным, матушка вызвала ее для разговора. В тот вечер ученица узнала о жизни много нового. Больше она никогда не брала чужого.
Грустные: о том, как у девочек в общежитии стали пропадать вещи. Подозревали в этом матушку, но потом поймали преступницу. Эту студентку сразу отчислили.
Но иногда истории матушки оказывались особенными. Она приоткрывала перед нами дверь в мир духовный, позволяла нам заглянуть туда, где все построено не на знании и логике, а на вере. Такие истории я запоминала лучше всего. Они трогали меня до глубины души, поскольку в них было что-то такое, о чем Тертуллиан говорил: «Достоверно, потому что это невозможно».
Вот одна из них.
Дело было во время паломнической поездки. В Санкт-Петербурге есть такая традиция: на всю Светлую седмицу студенты отправляются по разным монастырям. В ту Пасху юноши оказались в Оптиной пустыни, а девушки – в какой-то женской обители неподалеку (к сожалению, я не помню, в какой). В Светлую пятницу, перед отъездом в Петербург, студентки регентского и иконописного посетили Оптину.
А накануне … Накануне матушка Анна в сердцах высказалась о «гостеприимстве» игумении монастыря, в котором они жили. Та была явно не рада гостям и дала это понять. Матушку как куратора поездки это задело, и она между делом осудила игумению. К слову пришлось. Отвела она сердце и сразу забыла о своих словах. Матушка Анна вообще не была злопамятной и отходила быстро.
На следующий день рано утром паломницы прибыли в Оптину на службу. Почти все пошли на исповедь, чтобы после причаститься.
У аналоев стояли два стареньких монаха: к одному огромная очередь, а к другому – почти никого. Матушка встала туда, где поменьше народу.
Подошла, перечислила грехи и замолчала. Молчал и священник. Потом спросил резко:
– Это всё?
– Да.
– Нет, это не всё. Думай!
Но матушка, хоть убей, не могла понять, что еще он от нее ждет. Тогда старец отправил ее думать возле иконы Всемилостивого Спаса. Думать и молиться. А разрешительную молитву не прочел, сказав:
– Вспомнишь – подойдешь.
Всю службу матушка стояла там, куда ее поставили. Пыталась понять, что она упускает, но ничего не приходило в голову.
После «Отче наш» снова пошла к исповеди. Монах встретил ее фразой:
– Так и не вспомнила? Ну, что же (он вздохнул), иди тогда причащайся.
После чего прочел разрешительную молитву. Матушка пошла к Причастию.
Царские врата открылись, вышли священники с Чашами, хор запел: «Тело Христово…».
И тут она вспомнила, как осуждала вчера игумению. Это было как удар током!
В бессознательном порыве матушка обернулась. Выбраться из толпы причастников, в центре которой она оказалась, было сложно. Но этого и не потребовалось. Старец стоял и смотрел на нее, будто ждал. Он кивнул, тепло улыбнулся и благословил ее.
После службы матушка Анна рассказала о случившемся сопровождавшей их монахине, с которой успела сдружиться. Та выслушала с большим интересом и ответила:
– Хорошо, что я узнала об этом. Выходит, он все же прозорливый. У нас все избегают к нему на исповедь ходить: он резкий, юродствует, придирается. Ну, кому такое понравится! Но некоторые монахини относятся к нему с большим уважением, говорят, что он прозорливый.
На этом матушка закончила свою историю.
А я подумала о том, что святость, как характер человека, как его талант, бывает разной. И нужно обладать большим смирением и чистым сердцем, чтобы принять эту инаковость. Вот матушка Анна им обладала, поэтому Господь посылал ей встречи со святыми людьми, а она принимала их с радостью и благодарностью.
Поддержать монастырь
Подать записку о здравии и об упокоении
Подписывайтесь на наш канал
ВКонтакте / YouTube / Телеграм