Много чудес совершается по молитвам к святой блаженной Матроне Московской. Об одном таком чуде поведала мне знакомая, позволив для назидания других предать огласке ее историю, но без упоминания имен. С благоговением выполняю ее пожелание, а для удобства повествования передаю его от первого лица.
Молодость моя пришлась на девяностые. Хаос в умах и на улицах, а я девчонка скромная и симпатичная. Поступить в институт сразу после школы не удалось, и пошла я работать в ларек продавцом. Торговала чем попало: и пивом, и сигаретами… Молодая была, деньгами хотела помочь родителям: многим тогда тугое житье настало. К несчастью своему, приглянулась хозяину ларька. Что о нем сказать? Наглец и мошенник. И я не выдумываю: он за воровство даже в тюрьме сидел. И вот я, такая девочка со школьной скамьи, да и к нему… Обидел он меня, сильно обидел. Снасильничал. В суд подала. Да что толку? Ославилась на всю округу и без работы осталась.
Ну так вот… Прошло время. Уехала я в другой город, в институт поступила, выучилась, замуж там вышла, пятерых детей родила. Прошло пятнадцать лет с той поры. Надо сказать, что муж мне достался верующий и работящий, он и меня, и детишек наших к Богу привел. Последние года три каждую неделю в церковь ходим, в паломнические поездки стали ездить, к святым источникам. А в прошлое лето наши прихожане организовали автобус в Москву к Матронушке, и досталось мужу три билета. И поехали мы: я, супруг и дочка младшая.
Приезжаем в Москву, к Покровскому монастырю, где мощи святой покоятся. О-о-очередь! Длинню-у-ущая! Вдоль очереди решеточки аккуратные стоят, чтобы все чинно было. Встали мы в хвост очереди, сообщают нам: часа три стоять, не менее, потому как без очереди еще и с детьми идут, и инвалиды. Мне тоже предложили с ребенком пройти вперед, но я отказалась: дочка не младенец и от своих прихожан отрываться негоже.
Стоим. Молимся. Проходит какое-то время. И тут гляжу: неподалеку, тоже в очереди, стоит мой обидчик, тот самый… И не один стоит, а с женой. И теща с ними, как я потом поняла. Что тут со мной случилось! Не описать.
И понимаю я вдруг, что никуда обида моя на него не ушла! А я ведь столько лет убеждена была, что простила его, с чистой совестью к Причастию подходила. А нет, оказывается! Меня такая ненависть к нему захлестнула, что в себя прийти не могу. Если б не муж и дочка рядом, подошла бы да в лицо негодяю плюнула! Смеет еще к Матронушке на поклон идти! Тут как произнесла мысленно имя святой, опомнилась, сообразила, где нахожусь. Что делать? Молюсь, а слов молитвы не понимаю. Благо, муж с дочкой ни о чем со мной не разговаривают. Стоим. Обидчик меня увидел. Побледнел. Молчит.
Время идет, очередь не движется. Полчаса, час, второй на исходе… Мы ни с места.
– Это что! – говорит из очереди модно одетая женщина с чемоданом. – Я в прошлый раз четыре часа стояла. Надо, надо к Матронушке попасть. Я в Москве редко бываю, проездом. Из Краснодара я.
– Да, постоим, ничего, – пробасил какой-то военный. – Мирские дела успеются.
«Не могу, не могу простить!» – внутренне воскликнула я.
В этот момент очередь немного двинулась.
– Что стоишь, зятек, как вкопанный! Двигайся! – вдруг гаркнула в ухо обидчику дородная старуха, стоящая рядом с ним. И побурчав что-то себе под нос, возопила:
– Подай, Матронушка, здоровья внуку моему несчастному!
После этих слов жена обидчика – тощая черноволосая женщина – заплакала навзрыд.
– Не реви, малохольная! Матронушка поможет! – так же громогласно протрубила ее мамаша.
Я обмерла. Дочка прижалась ко мне. Стоим.
В голове вообще все перемешалось. Люди из очереди стали успокаивать плачущую, а она – жаловаться, что ее мальчику десять лет, а он как растение: не разговаривает, не ходит. И тут я испугалась. Не моя ли ненависть, не мои ли давно произнесенные проклятия принесли такую кару обидчику?
«Прощаю!» – от всего сердца произнесла я мысленно. «Прощаю! Господи! Исцели их мальчика! Матронушка, помоги им!»
И легко мне стало так, что захотелось даже подойти к обидчику и лично, при всех, сказать: «Прощаю!» Да останавливало только, что я с мужем и дочкой, а он с женой и с тещей. Очередь внезапно оживилась и продвинулась вперед так сильно, что в храме мы очутились за считанные минуты.
Подхожу я к блаженной Матронушке и понимаю: чудо случилось. Избавила меня святая от ненависти, под гнетом которой я столько лет жила и не замечала ее тлетворности; освободила меня от чувства мести, показала мне, маловерной, справедливость слов Господа: «Мне отмщение, Я воздам» (Рим. 12: 19).
Иначе не бывает
Супруг у Валентины – Геннадий Фомичев – был атеистом. Валя в молодости тоже была октябренком, пионеркой, комсомолкой, а в зрелости даже партийной дамой. Но так вышло, что в сознательных летах Валентина уверовала в Господа, прочитала Библию и некоторые труды святых подвижников православия. Особенно запали ей в ум слова преподобного Иоанна Лествичника: «…за какие грехи осудим ближнего, телесные или душевные, в те впадем сами; и иначе не бывает»[1]. Стала присматриваться к себе Валентина. Пойдет к подруге на именины, подумает про себя, что пирог невкусный, именинница печь не умеет, а через неделю вдруг ватрушка Валина подгорает дочерна в духовке. Или ведет Валентина машину, пешехода медлительного недобрым словом называет, а в другой раз сама переходит дорогу, и уже ей гудит водитель, именует курицей. Поделилась Валентина с мужем своими наблюдениями, тот ее на смех поднял.
Спустя время встречают на улице супруги Фомичевы друга молодости – Анатолия. Тот всегда как тростинка был: стройный, спортивный, а тут солидный стал, располневший. Генка Анатолия в живот пальцем ткнул, рассмеялся:
– Эк тебя расперло! Ты что же, совсем с аппетитом совладать не можешь?
– Не могу, – смутился Толька.
– Слабак! – констатировал Геннадий. – Бери пример с меня! Я каждый выходной спортом занимаюсь. Скоро на пенсию пойду, каждый день на лыжах кататься буду!
Все новогодние праздники стоял мороз. В некоторые дни столбик термометра замирал на тридцатиградусной отметке. Вышедший на пенсию Геннадий за месяц зимнего безделья поправился на пять кило.
– Это тебе за Тольку, – смеясь, поддела как-то мужа Валентина. – Осудил его, и сам туда же.
Генка сел на диету, но думы о пирогах и картошке с мясом не оставляли его ни днем, ни ночью. Он решил заняться бегом и плаванием. Но чем больше он бегал и плавал, тем больше хотелось есть. К концу весны Геннадий добавил еще четыре килограмма. Поехали покупать новую одежду. Машину вела Валентина, и как-то так получилось, что на повороте не успела вовремя притормозить и задела впереди идущий автомобиль. Вызвали ДПС, долго разбирались со страховкой и обстоятельствами. Геннадий матом, конечно, пытался не выражаться, но все же несколько плохих слов в адрес жены сказал. Она ему ответила. Фомичевы поругались и перестали разговаривать друг с другом. День не общаются, второй, третий…
С горя поехал хозяин семьи на рыбалку. Приехал на свое излюбленное место, где на машине к реке можно подъехать почти к самому берегу, расположился. Красота! Слева – лес, справа – лес, позади – голое поле. Поставил мужчина автомобиль возле единственной с краю поля березы, наловил карасей. А когда стал уезжать, что-то ему в голову взбрело: нет чтобы прямо поехать, зачем-то назад сдал… И ткнулся с разгона багажником в единственную березу, которая позади машины стояла. Ехал домой Геннадий, всю дорогу себя ругал:
– Это, такой-сякой, за Валю тебе…
Супруги помирились, жена долго смеялась, потом опять за свое:
– Смотри, Геннадий, осудил – и сам туда же. Это закон такой, святой Иоанн Лествичник об этом пишет.
Муж уже не отмахивается, прислушивается.
Вышел как-то Фомичев из дома с мусором, до контейнера, встретил соседа по подъезду. А тот стал ему про свою пожилую тетку рассказывать:
– Вот, опеку оформил, езжу ради нее на другой конец города. Ничего не ценит, чокнутая. То заговаривается, то не хочет двери открывать… А вчера прихожу к ней, приношу продукты, смотрю: у нее вся комната осколками от люстры усыпана. А люстра, между прочим, германская, хрустальная, сам ей прикручивал лет десять назад. Спрашиваю: что произошло? Молчит, осколки подметает, со мной разговаривать не хочет. Чокнутая! Пожал Геннадий плечами: мало ли что бывает.
В выходные остался один дома: жена уехала престарелую мать навестить. Геннадий решил полежать в постели подольше. Но не спится, в голову ерунда лезет. А над кроватью люстра: хрустальная, шикарная. Вспомнил Геннадий разговор с соседом и подумал: «Действительно, ну как можно люстру расколотить, если ни в футбол в квартире не играешь, ни гостей пьяных нет? Видать, в самом деле чокнутая его тетка. Как знать, может, и теща уже такая же, не зря Валентина к ней часто ездит…».
Полежал-полежал покинутый супруг, встал, неспешно взял покрывало и взмахнул, чтобы ровно оно на кровать легло… Раздался оглушительный звон, осколки люстры, рикошетом задев кактус на подоконнике, рассыпались по комнате.
– Во-о-от как, оказывается, их бьют! – вслух с неосознанной радостью протянул Гена, разглядывая свежий порез на ноге.
Когда Валентина вернулась от матери, она увидела новую люстру и необычно ласкового мужа с заклеенной пластырем ногой. В руках Геннадий держал книгу преподобного Иоанна Лествичника.
– У тебя все хорошо? – осторожно спросила Валентина.
– Иначе не бывает! – бойко отрапортовал супруг.
[1] Преподобный Иоанн Лествичник. Степень 10. О злословии и клевете /Лествица, возводящая на небо. – М. : Артос-Медиа, 2009. – 679 с. С. 200.
Оксана Виноградова
Поддержать монастырь
Подать записку о здравии и об упокоении
Подписывайтесь на наш канал
ВКонтакте / YouTube / Телеграм