Елена Кучеренко
Недавно одна наша прихожанка рассказала мне очень страшную историю. Когда в 2022 году началась мобилизация, ее знакомая собрала сына и отправила за границу на теплые острова. Чтобы, не дай Бог, чего не произошло. Не сужу. Стараюсь. Мне, у которой одни дочери, лучше вообще молчать. Неизвестно еще, что бы я сделала на месте этой матери.
Фото: vk.com/znamkaluga Фото: vk.com/znamkaluga
Как сказал один мой знакомый, украинский тогда еще священник:
– Я знаю, как я хотел бы себя повести, но не знаю, как поведу.
В общем, отправила и отправила. Только начала эта женщина другим людям говорить:
– Дураки вы! Ваших сыновей всех убьют, а мой останется жив!
В тех теплых краях спрятавшийся от мобилизации парень умер от передозировки наркотиков. И несчастной матери пришлось собирать огромную сумму денег, чтобы «вызволить» оттуда тело сына. А вскоре и она умерла. Очень не хочется услышать какое-то «патриотическое» злорадство по этому поводу!
Помните, как было в пандемию? Сторонники поголовной вакцинации брызгали ядом, когда умирали ее противники. Особенно, когда скончался от ковида один парень, показательно нарушавший все санитарные нормы. Не все, но были такие. И как ехидничали отдельные противники, когда попал на ИВЛ и умер вакцинированный и ревакцинированный мужчина. Вообще какая-то дичь была тогда. Сумасшествие. Как будто полстраны человеческое лицо потеряло. Да и сейчас тоже.
А та история с парнем меня прямо до костей пробрала. Трагедия страшная. Что бы там ни кричала тогда та мать про «ваши все умрут», жалко ее бесконечно. Хотя слово «жалко» тут совершенно не подходит. Сложно даже представить весь ужас, который она пережила.
Фото: dzen.ru Фото: dzen.ru
Я эту историю рассказала отцу Евгению, дружественному батюшке. Тому самому, который сказал, что знает, как хочет себя повести, но не знает, как поведет. Тоже посокрушался.
– Только это типично. И сказано ведь про вечность. Кто хочет сберечь себя, тот все потеряет, а кто готов ради Христа потерять, все приобретет (см.: Мк. 8: 35).
Да, в Писании все сказано до нас. Но все равно страшно. Да и не только эта история страшна. Смерть вообще страшна. Хотя вроде бы и понимаешь, что это не конец. И иметь память смертную вообще-то – дело богоугодное. И осознаешь вроде бы, что смерть – самая «верная» человеку штука. Любимые предадут, здоровье уйдет, красота тоже, друзья сбегут, удача отвернется, богатство исчезнет, а смерть никуда не денется. И ты от нее никуда не денешься. Это, действительно, единственное, что гарантированно случится с каждым. И тут уже вопрос не «умрем – не умрем», а «достойно или нет?»
И все равно страшно… И думать о ней боишься, и не думать не можешь. Хотя сейчас такое время, что не думать невозможно. Как-то очень близко она подошла ко всем.
У одних сын погиб, у других – брат… У героини моих статей – муж. Вроде вот, переписывались же недавно. Материал вышел. А теперь – погиб… В Белгороде, на Донбассе, что ни день…
Сегодня прочитала про трагедию в Донецке. Семья с тремя детьми. Отец ушел воевать и год назад погиб. Вчера ночью – прямое попадание украинского снаряда в их дом. Погибли все дети. Семнадцати, семи и трех лет. Мать жива. Как это можно вместить?
А недавно тетушки-свечницы рассказали, как пришла к нам в храм черная от горя женщина. Записки об упокоении заказывать.
– А мне сына с войны передали в такой вот маленькой коробке.
Не знаю, что она имела в виду. Боюсь знать…
Да, люди всегда умирали и всегда будут умирать. Но, но… И думаешь, думаешь об этой смерти. Загадочная она вещь. Но точно не глупая. Знаете, как иногда говорят: «Глупая смерть».
А мне кажется, что глупых смертей не бывает. Смерть – великая тайна. Даже та – на островах от наркотиков. А потому что от того, что будет потом, никуда не деться. И это точно не «глупости». Так что прекрасная эта тайна, даже таинство, или жуткая, все равно – тайна. Да и смерть, как и жизнь, – в руках Бога. Какой бы бессмысленной она ни казалась.
В. Верещагин. «Побежденные. Панихида». 1879 г. Третьяковская галерея В. Верещагин. «Побежденные. Панихида». 1879 г. Третьяковская галерея
Есть смерти, от которых у меня спина холодеет. Даже не сколько от самого ухода человека, хотя это больно, сколько от всей «картины». Как с той же матерью и сыном на островах.
Несколько месяцев назад умер один мой знакомый. Об этом мне рассказала его жена. Последние годы у них был конфликт на почве ее веры и его принципиального неверия. Она почему-то пыталась спросить у меня совета, что ей по этому поводу делать. А что я могла ей сказать? Я в такой ситуации, слава Богу, не была.
Уговаривала она его, уговаривала… В храм прийти, покаяться и так далее – никак.
– Мы же все рано или поздно умрем, нужно о вечности подумать, – говорила она.
– Я планирую жить долго, – с улыбкой отвечал муж.
Он был спортсменом. Абсолютно здоровый мужчина в полном расцвете сил. Каждый год проходил диспансеризацию и ел только полезную еду. Он, правда, должен был жить долго. Но мою знакомую, как она мне говорила, эти его слова про «планирую» очень почему-то пугали. Он же, как специально, их все время повторял.
А потом она пришла домой, а муж лежит на кухне, на полу, мертвый. Как сказали потом врачи – подавился и задохнулся…
– На столе стояла его здоровая еда, – со слезами говорила мне уже вдова.
Планы, да…
Эту женщину не могу забыть. И тоже мурашки по коже. Хотя прошло лет десять, наверное. Нет, двенадцать. У меня тогда Дуня лежала в коляске. Мы гуляли с девчонками на нашем подворье, а в храме шло отпевание. В какой-то момент меня окликнули с лавочки две незнакомые женщины. Одна постарше, лет пятидесяти, другая – помладше. Потом я узнала, что это мать и дочь.
– Не подскажете, когда все это закончится? – спросила старшая и махнула рукой в сторону храма. – Свечку нужно поставить.
– Вы и сейчас можете зайти, – ответила я. – Во время отпевания можно.
– Подождем. Мне еще рано на все это смотреть: смерть, гробы. А ей – тем более, – с нотками раздражения в голосе сказала женщина.
«Мне еще рано»…
В храме в это время отпевали трехлетнего мальчика. До того, как эти женщины пришли, я видела, как черные от горя отец с дедом несли на руках крохотный голубой гробик. Как какие-то люди практически несли обезумевшую мать. Я слышала, как голосила бабушка: «Как нам теперь жить?» Да я сама была готова заголосить от такой концентрации боли.
Фото: dzen.ru Фото: dzen.ru
Когда все закончилось, тетушки-свечницы рассказали, что малыш выпал из открытого окна. Родители оставили его с бабушкой, а она на секунду отвернулась. Ее крик в храме я помню до сих пор. Нам нужно было домой, Дуня проснулась, и мы ушли. Не знаю, что в итоге сделали мать с дочерью.
А где-то через год я вновь увидела на подворье ту, молодую. Я бы ее, наверное, не узнала. У меня очень плохая память на лица, я никого не узнаю. Она меня узнала.
Поздоровались. Но повисла какая-то пауза.
– Как мама? – спросила я ее, чтобы хоть что-то сказать.
– Мама умерла месяц назад. Инсульт. Они с отцом купили новую машину, мы вместе собирались в путешествие по Европе…
– Я вам очень сочувствую, – промямлила я.
Девушка кивнула и пошла в сторону храма.
«Мне еще рано на все это смотреть…»
А иногда смерть ждет. Вроде бы настал ее час, но она делает шаг назад. Как будто Господь говорит:
– Погоди, не время…
Всегда в этом смысле меня удивляла и радовала (да, радовала) история смерти Галины Михайловны. Садовницы с нашего подворья. Она трудилась здесь лет, наверное, тридцать. Двадцать – точно. Сколько я здесь, столько ее помнила, вплоть до ее кончины.
Галина Михайловна была удивительным человеком. Ей было уже за восемьдесят, а она носилась по церковному двору с граблями, лопатами и лейками и «колдовала» над своими цветами. Казалось, что цветы она любила больше людей. По крайней мере, когда моя тогда двухлетняя Соня ударила лопаткой пион, Галина Михайловна не разговаривала с ней больше месяца. Еще она постоянно выискивала «мужичков», чтобы они помогли ей с садоводческими делами. Но наши прихожане научились виртуозно от нее бегать. А Галина Михайловна не понимала, как можно не любить сеять, жать, полоть, поливать и так далее. Ведь это и есть настоящая жизнь.
Фото: vk.com/svtnikolayhram Фото: vk.com/svtnikolayhram
На подворье Галина Михайловна проводила все время. Казалось даже, что она оттуда не уходит. При этом она никогда, ну или почти никогда, не заходила в сам храм. Разве что передать цветы для украшения икон. А еще на Троицу она стояла у входа в храм и всем дарила ромашки. Всё! Даже на службах не бывала.
Потом с ней случился первый микроинсульт. Это было очень смешно, правда. В том смысле, что, когда за ней приехала скорая помощь, Галина Михайловна просто убежала от них по подворью, потому что ей нужно было полить рододендрон. Вы видели когда-нибудь бегающего с инсультом человека? Вот и скорая не видела. И замерла в оцепенении.
Галина Михайловна и из больницы сбежала достаточно быстро. А все потому, что не могла оставить свои любимые растения на произвол судьбы и нерадивых прихожан.
Но потом случился еще инсульт, и все было уже очень серьезно. Она не могла жить одна, теряла память, ей нужен был уход, и в итоге родственники поселили ее в какой-то пансионат для старых людей. Если честно, мне тогда не давал покоя вопрос. Вот ей под девяносто. Человек стал немощен, попал в дом престарелых, пусть и хороший. Наверное, Галина Михайловна это понимала, пусть фрагментарно и где-то глубоко. И это было нерадостное понимание. Где смерть? Почему она не заберет ее? А потом я узнала, что в доме престарелых она впервые в жизни причастилась. Наверное, и исповедовалась, потому что сознание все же не погасло. Скоро она ушла. И тогда мне все стало понятно. Я не знаю, почему у Галины Михайловны были такие отношения с церковной жизнью. Но я точно знаю, что смерть ждала ее Причастия, ее Покаяния, ее соединения со Христом. Бог знает – почему.
Смерть отступила на шаг назад и от маленькой Ангелины. Вроде же вот ее время – пришло. Все врачи говорили. А смерть ждала. Несмотря на ее ангельское имя, родители девчушки в Бога не верили. Так получилось. Выросшие в типичных советских семьях, они всю эту нашу церковную жизнь «по наследству» от своих бабушек-дедушек считали уделом каких-то дураков. И я так считала в свое время.
Соответственно, и сами родители Ангелины были некрещеными и дочку не крестили. Даже – «от всего плохого». А зачем? Жили-то хорошо.
А потом девочку на пешеходном переходе сбила машина. Водитель на что-то отвлекся и поздно заметил ребенка. Он никуда не делся, остановился, вызвал скорую помощь. Ангелину увезли в больницу и сказали, что прогнозы очень плохи. Потом уже рассказывали, что она не должна была дожить до утра. Но она дожила… Дожила и до следующего вечера. Три дня прожила, неделю… Непонятно было, на чем в изуродованном тельце держалась ее маленькая жизнь. Но она держалась. И удивлялись врачи: «Как так? По всем показателям ее уже нет!»
Все было настолько плохо, что медики предложили родителям позвать священника и крестить девочку. Но даже убитые горем, они не видели в этом никакого смысла.
Иногда казалось, что – всё! Ангелина ушла. Но на какой-то ниточке все еще держалась ее душа.
Так прошел месяц. И, наконец, чудо случилось. Родители позвали священника. Зачем – сами не понимали. Когда батюшка зашел в палату, девчушка вдруг открыла глаза и слабо улыбнулась. До этого она все время была без сознания.
После Крещения и Причастия Ангелина закрыла глаза. А через несколько минут «улетела» к Богу.
Фото: eparhia-nk.ru Фото: eparhia-nk.ru
Что только не говорили о Боге обезумевшие от горя родители! Наверное, все же надеялись, что Крещение поможет. Но тем не менее решили отпеть дочь в храме. И долгое время их там никто больше не видел. А через пять или шесть лет пришли туда креститься. И крестить своего новорожденного сына.
Эту историю я услышала от знакомого священника, отца Алексия, настоятеля храма, куда сейчас ходит эта семья. Все, что происходило с этими людьми за те пять лет после кончины Ангелины, он мне не открыл. Но рассказал два эпизода.
Когда девочка умерла после Крещения, родители говорили в адрес Бога страшные вещи. Хотя странно, что – в Его адрес. Они же в Него не верили, по большому счету. В общем, когда мать ночью задремала под действием успокоительных, во сне к ней пришла ее умершая дочь и попросила отпеть ее в храме.
– И настолько это было явно, как вживую, что родители так и сделали, – рассказывал отец Алексий.
А когда у них родился сын, опять же во сне пришла к матери усопшая дочь Ангелина и попросила крестить маленького Георгия и самим креститься. А дальше маленькими шажками они начали идти к Богу. И до сих пор они не устают благодарить Господа за то, что вразумил их тогда в больнице, не пускал смерть к их Ангелине, ждал. И крестили они дочь. И теперь они все вместе будут в жизни вечной. По крайней мере они очень на это надеются.
А вот здесь у меня нет ответа… Хотя это было давно, и все это время я думаю об этой истории. Настя… Она была мамой одной девочки из нашей воскресной школы. Смешная, чудная. Не от мира сего. Настя всегда пыталась дать кому-то деньги, что-то купить на свои средства для воскресной школы. И все повторяла:
– Не отказывайтесь! Мне надо отдавать!
Настя очень хотела второго ребенка. И третьего, и четвертого. Она со мной много об этом говорила. Она очень любила детей. Но у них с мужем не получалось. А потом наступило одно лето, и мы разъехались по отпускам. В сентябре в воскресную школу Настя с дочкой не вернулись. На даче ее убило молнией. И оказалось, что она была беременна долгожданным вторым ребенком. Ее муж и дочка куда-то уехали. О них я больше ничего не слышала. Зачем?
Фото: flickr.com/moscow-live Фото: flickr.com/moscow-live
А вот здесь мне понятно – зачем. Эту историю рассказал мне один мой знакомый, человек с «темным» прошлым.
Был у него когда-то приятель. А скорее – подельник, потом их пути разошлись. Знал он, что парень тот и пил, и наркотики употреблял. И кто-то, наверное, задавался вопросом: «А зачем такая никчемная жизнь?»
Однажды они с друзьями выпивали на берегу реки. И вдруг услышали крик. Тонула девочка, а люди как будто ничего не слышали. Единственный, кто бросился ее спасать, – тот асоциальный, криминальный, подвыпивший элемент. Девочка осталась жива. А вот парень очень скоро умер. Как будто бы смерть дождалась, когда он сделает то, ради чего, наверное, и был рожден (а каждый человек рожден для подвига), и потом забрала его. И я уверена, что Господь ему за этот поступок многое простил.
И мне очень хочется верить, что тот сбежавший от мобилизации парень, умерший на островах от передозировки наркотиков, сделал все же там что-то стоящее. Или хотя бы подумал. Или всплакнул о самом себе. А потом ушел. А почему нет? Смерть – всегда тайна. И мы почти никогда не знаем, что случается с человеком за секунду до того, как открывается эта страшная дверь. Даже если она открывается так жутко.
Поддержать монастырь
Подать записку о здравии и об упокоении
Подписывайтесь на наш канал
ВКонтакте / YouTube / Телеграм
